Святитель Феофан Затворник. Год в Стамбуле

Российское посольство тогда, (а сейчас это здание Генконсульства) находилось в районе Бейоглу, неподалеку от Галатской башни (Башни Христа). Новое здание посольства было построено в 1844 году, а 1 апреля 1845 года на третьем этаже посольства была освящена новая очень маленькая домовая церковь,  с трудом вмещавшая 15 человек в честь святителя Николая Чудотворца, построенная по проекту архитектора Фоссати.

Кроме того, у российского посольства (ныне Генконсульства) есть летняя резиденция в Бююк Дере. Новый отдельно стоящий каменный  храм святых равноапостольных Константина и Елены был построен в 1832 году, с 1840 по 1844 на время строительства новой резиденции посольства храм временно переехал в рядом стоящий деревянный флигель, в связи с тем, что на время строительства основного здания посольства, архив был размещен в храме, как в единственном каменном строении для гарантии сохранности документов в случае пожара.

Архимандрит Феофан прибыл в столицу Османской империи в очень непростое время. Только что завершилась Крымская война, а империя проводила масштабные реформы.

Что такое танзимат?

Архимандрит Феофан приехал в Стамбул во время самых обширных реформ в Османской империи.   3 ноября 1839 года  молодой султан Абдул-Меджид I издает Хатт-и Шариф (рукописный «указ» султана), в котором «обещал равное покровительство всем османским подданным, отказываясь от старого султанского права распоряжаться их жизнью и имуществом». Этот документ положил начало земельной, военной, а главное религиозной реформы, начала и последствия которых могу увидеть святитель Феофан. Несмотря на то, что реформы привели к огромному дефициту султанской казны, отличались непоследовательностью, этот период навсегда изменил условия жизни в Османской империи. Попытка упорядочивания жизни (слово «танзимат» как раз и означает упорядочивание чего-либо) сделала возможным и проповедническую и дипломатическую деятельность архимандрита Феофана в Константинополе.
В 1856 году был принят религиозный эдикт (указ), на словах провозгласивший «полное равенство в правах мусульман и немусульман». На практике же положение христиан в Османской империи было тяжелым. В реальности нормы ислама продолжали быть центральными; нарушение их (неправильная одежда, употребление алкоголя или нехаляльных продуктов) грозило человеку тюремным заключением или даже смертной казнью. Вот как описывает ежедневную религиозную практику мусульман Османской империи исследователь Рафаэла Льюис:

«Пять раз в день, на рассвете, сразу после полудня, в середине промежутка между полуднем и вечером, сразу после заката и с наступлением темноты, муэдзин поднимался наверх по лестнице минарета и с галереи на четыре стороны света последовательно обращался с призывами к верующим. Услышав призыв муэдзина, верующий бросал все дела или поднимался с постели и, если не предпочитал молиться дома, отправлялся к фонтану мечети. Там он совершал ритуальное омовение. Верующий умывался, полоскал рот, промывал нос, уши, шею, руки, предплечья и ноги. После этого он направлялся к двери мечети, где снимал обувь и оставлял ее либо снаружи, либо аккуратно ставил ее рядом с обувью других верующих на полку внутренней стороны двери. (Немногие проступки считались более предосудительными, чем кража обуви у мечети.)»

Чем занимался в Константинополе архимандрит Феофан?

Архимандрит Феофан к моменту своего назначения в Турцию свободно владел греческим и французским языком, который в середине XIX века был языком мировой дипломатии. Это позволяло будущему святителю свободно общаться с представителями османских властей, дипломатами из европейских стран, а также с греками, арабами и болгарами. Архимандрит Феофан не очень любил административную и начальственную работу, поэтому очень обрадовался этому назначению, о чем и написал в письме к знакомому епископу 29 мая 1856 года:

«Глубоко поскорбел бы, если бы меня переместили куда-нибудь опять на ректуру, но то место, где, вели угодно Богу, буду теперь, предпочитаю всему для себя».

Ректор семинарии и тогда, и сейчас загружен административной работы и почти не имеет времени для личных научных занятий и проповеди. Неудивительно, что ученый и проповедник архимандрит Феофан с радостью начал свое служение в посольском храме.

Одной из главных задач своей деятельности святой видел в улучшении положения христиан в Османской империи. Бесконечные ссоры греков и болгар, и бедственное положение последних привело к тому, что архимандрит Феофан почти весь год занимался почти исключительно греко-болгарскими отношениями.

 9 марта 1857 года в отчете херсонскому архиепископу Иннокентию архимандрит Феофан писал, что болгары не очень хорошо относятся к русским и даже не стремятся показаться в посольстве. Лишь в конце января 1857 года сюда пришел первый болгарин Изворский, но до конца выяснить причину вражды между двумя христианскими народами не удалось. Болгарский и греческий епископат выяснял отношения между собой, простой народ не обращал внимание на эти распри, а турки, католики и протестанты умело использовали распри между православными в своих интересах. Кроме того, пытались рассорить болгар и русских. В сложных политических условиях архимандрит Феофан лишь выяснил, что болгары желали, чтобы богослужение для них велось на болгарском языке, чтобы епископат и духовенство были болгарами или по крайней мере греками со знанием болгарского языка. В свою очередь греки этому противились, что в конечном итоге привело к усилению распри между этими народами. Архимандрит Феофан в этой ситуации предложил болгарскому духовенству учить греческий, а грекам -болгарский, но это предложение было отклонено и теми, и другими. Большое значение будущий святитель придавал и обучению болгарских детей, предлагая создать для них православную школу-пансион, чтобы уменьшить влияние католиков на болгар. За год было сделано много, и 18 июня 1857 года архимандрит Феофан был назначен ректором Петербургской духовной академии и уехал из Константинополя в Россию.

Что мог видеть в Константинополе архимандрит Феофан?

В середине XIХ века Стамбул оставался одним из красивейших городов мира, о чем писал в 1852 году современник святителя французский  писатель Теофиль Готье:

«Этот город так необычен и прекрасен, что начинаешь невольно сомневаться в его реальности. …. Трепещущее зеркало серебристых вод Золотого Рога отражает все великолепие этого зрелища и вносит свою лепту в его магическое очарование. Корабли на якоре, турецкие лодки с опущенными, словно крылья, парусами выделяются резкими тонами и черным орнаментом снастей на фоне белой дымки, сквозь которую проступает, как греза, город Константина и Мехмеда II».

Архимандрит Феофан, разумеется, не мог  пройти мимо Святой Софии, которая, хотя и была в XIX веке мечетью с закрытыми византийскими фресками, сохранила все очарование самого известного православного храма в мире. Сам храм мы описывать не будем, а вот расскажем об одном интересном предании, следы которого точно мог застать архимандрит Феофан. За 7 лет до его приезда в 1849 году были заменены громадные царские (во времена Византии  через них мог входить в храм только император) деревянные двери (7,6 на 4 м), ведшие в основное пространство храма. По преданию они были сделаны из древесины Ноева ковчега, окованы серебром и обладали целебным свойством: ручку этих дверей брали в рот те, кто считал себя отравленным. После этого у человека возникала немедленная рвота, и он естественным образом спасался от действия яда. Упоминание об этом предании есть в тексте 1200 года русского паломника Антония Новгородца. Предание было так популярно, что пол перед дверью постоянно мыли от хм… результата действия «противоядия». Новые двери такой популярностью не пользовались, но многовековые предания за 7лет точно не исчезают.

Ну и наконец совсем рядом по меркам большого города от русского посольства находится Башня Христа или Галатская башня -важнейшее сооружение в оборонительных стенах Константинополя, построенная в 1348 году на месте разрушенного маяка. Она служила ориентиром для кораблей и называлась «Христовой» потому, что Христос – кормчий – Ведущий свою Церковь –«корабль» ко спасению.  Архимандрит Феофан теоретически мог подняться на смотровую площадку вверху башни, а пожарные в середине XIX века использовали ее как пожарную каланчу, наблюдая за окрестными районами Стамбула.